Унаследовать бабушкин дом не получилось, и мы с ребенком оказались на улице. Но жизнь, как известно, полосатая…

Бабушка Мария, приходившаяся родной теткой моему отцу, прожила со своим мужем Федором долгую жизнь. У них была настоящая фронтовая любовь. В сорок четвертом молоденький лейтенант встретил ровесницу-фельдшерицу и влюбился. Она ответила взаимностью. Они не стали регистрировать брак, мол, мало ли что с каждым из них может случиться, война! Хотели сыграть свадьбу после Победы, да не собрались. Так и жили нерасписанными. Правда, об этом никто из родственников не знал, это выяснилось, когда Марии и Федора уже не стало. Первой умерла бабушка. А дед немного потосковал и… женился. Причем стал делать это почти каждый год. Одну новую жену пережил, двух других выгнал. «Никудышные хозяйки. Нормального борща и того не научились варить» — объяснял свое поведение суровый ветеран.

Четвертая жена его вроде во всем устраивала, да только стала вдовой через полгода после свадьбы. Короче, дом, на который моя семья имела виды в качестве наследства, нам с отцом не достался.

— Дом строил Федор Пантелеевич, он — хозяин, а его гражданская жена Мария Макаровна, ваша родственница, официально не имеет к имуществу отношения. В момент постройки она не состояла с ним в браке. Поэтому недвижимость переходит к прямой наследнице, законной супруге, — объяснил нам нотариус.

— Но это несправедливо. Прямые наследники как раз мы, а законная супруга деда и прожила-то с ним всего ничего, — попыталась объяснить я.

— Ничем не могу помочь. Есть законная жена, — отрезал тот.

Позднее я узнала, что он, знакомый «законной наследницы», помог ей — затянул оформление документов, чтоб мы не успели ничего оспорить. Обидно было до слез. С детских лет я любила приезжать к отцовой тете, так как родных бабушек не повезло застать при жизни. Вот и привязалась к двум старикам-фронтовикам. Мыла-драила дом, крахмалила занавески на окнах, через которые утром просвечивали лучи восходящего солнца. Дед его перестроил, сделав два входа, на случаи, если мы с сестрой когда-то будем там жить. А записать на нас не подумал…

Будучи студенткой, я тоже постоянно приходила к старикам. Бог не поспал им своих детей, и они считали меня родной внучкой. А я уже любила дом, как свой. И вот теперь он был отдан чужим людям. А мне в этом городе, который считаю второй родиной, даже негде остановиться. Так вышло, что я приехала сюда работать на скорой. Дома, в райцентре, похоронила мать. И вот напасть — не ужилась с новой женой отца. Пока была на курсах повышения квалификации, Антонина поселила в мою комнату свою дочку. Сводная «сестренка» и ее мамаша, бездельницы, нацелившиеся на квартиру и военную пенсию моего папы, объявили мне войну. — Не устраивай склоки в моем доме! — взорвался мой обычно тихий родитель, когда я попробовала открыть ему глаза.

И я не выдержала — уехала. Но дома работы для меня не стало. Когда началась реформа медицины, в поселковой больнице, ставшей амбулаторией, предложили всего полставки. Прожить на эти деньги было непросто. В областном центре поселилась в рабочем общежитии. После ночных смен, куда приезжих ставили чаше, чем местных, отдохнуть было невозможно. Невыспавшаяся, злая, занимала место в машине «Скорой помощи» и ехала спасать жителей города.

Бывая в знакомом районе, с тоской смотрела на бывший бабушкин двор…

— Доктор, что с мамой? — тревожно спрашивал меня на очередном вызове молодой мужчина, по виду «ботаник».

— Не волнуйтесь, ничего страшного, — успокоила его я. — Проколем, прокапаем, и все будет хорошо. Провожая нас до лверей, парень вдруг слегка придержат меня за локоть.

— Вы, конечно очень спешите, но… Я хотел бы договориться с вами, чтобы приходили делать маме уколы и капельницы. За хорошую плату, разумеется. Можно?

— Можно, — обрадовалась возможности подзаработать. — Я как раз рядом живу, и деньги позарез нужны.

В первый вечер, когда мать Игоря уснула, он позвал меня пить чай. Мы разговорились, и я сама не заметила, как выложила новому знакомому все свои проблемы. Так уютно показалось на этой кухне после общаги. В общем, у нас завязались отношения. Вскоре я к ним переехала и прожила с Игорем два года. Сына ему родила. С семи месяцев Санечку постоянно беспокоили прорезающиеся зубки, и несмотря на мои попытки облегчить боль, он орал по ночам. Игоря это жутко раздражаю, и в конце концов он указал мне на дверь.

— Прости, я жениться тебе не обещал. Деньги на сына буду давать, если не станешь наглеть. У меня диссертация, у мамы гипертония, нам нормальные условия нужны в своем доме! Снова свой дом! У всех свой дом, и все меня из него гонят.

Обратно в рабочее общежитие с ребенком пускать не захотели. Объяснили, что оно для холостых людей, а я с малышом — уже семья. Мол, теперь мне надо добиваться комнаты в блоке для семейных. Я решила вернуться к отцу. Идя пешком на автовокзал устала и и присела отдохнуть на лавочку в сквере. Сашка спал в коляске, а я ревела. И тут внимание привлек мужчина на соседней скамейке. Вроде не пьяный и одет прилично. Его запрокинутое лицо было бледным, а губы — синюшными. Похоже, сердечный приступ! Я подошла ближе и ахнула — тот самый нотариус. К счастью, у меня были с собой нужные медикаменты. Оказав первую помощь, я соединилась с нашей подстанцией, вызывая ближайшую бригаду. Машина приехала очень быстро. Кстати, увидев нас с ребенком и с вещами в вечернем парке, фельдшерица все поняла и сунула ключи от своей квартиры.

— Ты чего, Ирка, не могла нам сказать о своих проблемах? Мы же думали, что у тебя все нормально. Что замужем, хорошо живешь. Не люди мы, что ли? Помогли бы. В общем, пока перекантуетесь с малышом у меня…

— Спасибо, Наташа, — растроганно прошептала я…

Позже узнала, что выздоровевший нотариус жаждет повидаться со своей спасительницей. Я согласилась. А он развил бурную деятельность. Оказывается, оспорить наследство можно и через время, если открылись новые обстоятельства.

Соседи помнили, сколько лет я ухаживала за домом и стариками. Нашлись старые люди, подтвердившие, что в далекие шестидесятые, когда застраивалась улица. Федор и Мария жили вместе, вели общее хозяйство, строили дом сообща. Все свидетельства мы с отцом предоставили суду. И нас включили в число наследников. Анна, последняя дедова жена, возмущаться не стала. Мы договорились полюбовно. Половина дома ей, половина — мне. А недавно папа, безумно полюбивший своего маленького внучонка, сделал широкий жест — выкупил у женщины ее часть здания. И вот пришел наконец счастливый день, когда я, после всех мытарств, вошла хозяйкой в старый бабушкин дом. Надеюсь, он станет таким же любимым и родным для моего сына…

Ирина, 24 года